«Эпопея страданий человеческих»
Размещено 15.01.23 в рубрике 9"В". Мы
8/09/41 - 27/01/44 - операция Искра
Блокаду Даниил Гранин назвал «эпопеей страданий человеческих».
Цензура полностью удалила из журнальной вёрстки воспоминания тех, кто имел доступ к информации о количестве продовольствия, сгоревшего во время пожара на Бадаевских складах в сентябре 1941 года. Почему это было нельзя публиковать спустя 30 лет после Победы?
Потому что эти страницы говорили о просчетах руководства города. Потому что речь шла о жизни и смерти города, в котором осталось два с половиной миллиона людей, более четырехсот тысяч из которых — дети! Лучше цитата. Вот что отметил в записной книжке А. Адамович после разговора с А. С. Болдыревым: «Болдырев Анатолий Сергеевич — сотрудник Косыгина... Крайне медленная, вяло организованная эвакуация в начале (июнь–июль)… (Никто не рассчитывал, что так быстро всё...). И когда спохватились, настоящей твердой службы по эвакуации не было создано....Личное мнение Болдырева: Надежда существовала, что фронт будет прорван... Потому даже в октябре, ноябре не были подготовлены эвакопункты. Не был подготовлен транспорт для эвакуации. Не думали, чтобы сохранить подводников, машинистов, шоферов и т. д. Не готовились всерьез...». И вот эти оставшиеся два с половиной миллиона надо было как-то кормить.
Удаление сведений о том, что были те, кто печатал фальшивые карточки на хлеб. Какой в этом смысл, притом что дальше в тексте становится понятно, что «фальшивомонетчиков» «вылавливали, обезвреживали»?
Ну разве мог советский человек наживаться на чужой беде? Вот цитата из книги министра торговли РСФСР Д. Павлова (с сентября 1941 г. по январь 1942 г. уполномоченный ГКО по продовольственному снабжению войск Ленинградского фронта и населения города): «...Ленинград выдержал столь длительную осаду прежде всего потому, что население, воспитанное на революционных традициях, до последнего вздоха преданное социалистической родине и коммунистической партии, стояло насмерть в защите города... Внимание Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза и Советского правительства к Ленинграду, забота о его населении служили постоянным источником силы ленинградцев. С первых и до последних дней осады борьбой защитников города руководил Центральный комитет Коммунистической партии». Вот на такой тарабарщине разговаривала власть о блокаде и, шире, о войне. Какие уж тут сведения о подделке карточек…
Удалялись даже какие-то общие реплики про количество смертей. Причём из них не было понятно общего масштаба. Цитаты про погибших детей и про регистрацию в день 150 умерших теми, кто вёл учёт. Что не так с этой информацией?
Не без участия того же Павлова в 1970 году был создан секретный документ (он показан в нашей книге), которым предписывалось упоминать в публикациях определенную цифру жертв блокады: 641 803 человека. И не больше! Тогда как историки блокады Ковальчук и Соболев уже в 1960-е годы вывели цифру 800 000. А маршал Жуков в своих мемуарах упоминает миллион жертв. Всё это очень раздражало партэлиту страны.
Из рассказа о том, как пытались хоронить в замёрзшей земле был удалён момент, где героиня рассказа опасается оставаться ночевать у женщины с кладбища. «Я тебе ничего не сделаю». Почему это крамола?
Потому что это прямой намек на каннибализм, который всё же был в городе (в 1990-е годы рассказ об этом был введен в «Блокадную книгу»). А, как мы уже поняли, ленинградцам было задним числом предписано умирать возвышенно, едва ли не с улыбкой на устах. Упоминание о каннибализме говорит не только о чудовищной бесчеловечности нацистского командования по отношению к гражданскому населению Ленинграда, но кое-что и о том, как было организовано спасение горожан властями.
Чей рассказ на 96-й страничке? Почему цензура удалила рассказ о том, что те, кто делал поддельные карточки, не ограничивались производством фальшивок, но и были готовы к расправам над теми, кто их мог разоблачить?
Это рассказ начальника цеха типографии им. Володарского. Подделка продовольственных карточек, вообще-то, серьезное уголовное преступление, особенно в условиях войны. В таком преступлении замешаны как минимум люди, имеющие доступ к государственному учреждению — типографии. Этим «негативным явлениям», разумеется, «не могло быть места».
Удалялись воспоминания с расценками. 100 граммов хлеба — 30–40 рублей. Пачка папирос ценой 2 рубля — по 15 рублей. Почему свидетельства о правилах блокадного рынка оказались под запретом?
Вот удивительный вопрос. Потому что «в СССР спекулянтов не было», а черный рынок был запрещен (но работал исправно). Хлеб был валютой. За хлеб хоронили, за хлеб отдавали последние семейные реликвии и книжные шкафы, полные собраний сочинений классиков. На хлеб меняли другие продукты. Хлеб в блокадном Ленинграде приобрел сакральный смысл. К слову, в июне 1941 года кило хлеба стоило 1 рубль — 1 рубль 10 копеек. На черном рынке в январе-феврале 1942 года — 500 рублей. Это и к вопросу о печатании «левых» карточек…
9. В истории о том, как вывозили детей по Ладоге. Странные вырезки моментов про труд водителей. Там, где про замерзших детей, которые выпадали из ледяных грузовиков, когда на скорости водители налетали на бугры. Минимизация кошмара?
. Зачем цензура вычёркивала упоминание организации «Совет юных защитников Ленинграда в годы Великой Отечественной войны»? Именно поэтому вы публикуете документы о работе этой организации?
— Да, именно поэтому. Там карандашные пометы цензора: «Нет такой организации». Это организация общественная, не государственная, и цензор на всякий случай вычеркивает упоминание о ней: мало ли что! Но в архиве Гранина остался документ, подтверждающий наличие этой организации и её большую народную работу.
Ольга Берггольц была освобождена 3 июля 1939 года и впоследствии полностью реабилитирована. Вскоре после освобождения она вспоминала: «Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в неё, гадили, потом сунули обратно и говорят: живи!»
И даже тем, кто всё хотел бы сгладить
в зеркальной робкой памяти людей,
не дам забыть, как падал ленинградец
на жёлтый снег пустынных площадей.
Жалкие хлопоты власти и партии, за которые мучительно стыдно… Как же довели до того, что Ленинград осаждён, Киев осаждён, Одесса осаждена. Ведь немцы всё идут и идут… Артиллерия садит непрерывно… Не знаю, чего во мне больше — ненависти к немцам или раздражения, бешеного, щемящего, смешанного с дикой жалостью, — к нашему правительству… Это называлось: «Мы готовы к войне». О сволочи, авантюристы, безжалостные сволочи!
