Тексты для тренировки

Размещено 30.11.22 в рубрике 11 класс, 9 класс, ЕГЭ

1. Мы жили далеко от дома, я и моя сестренка, которой было шесть лет. Чтобы она не забывала родных,раз в месяц я приводил сестренку в нашу холодную спальню, сажал на кровать и доставал конвертик с фотографиями. 
   - Смотри, Люда, вот наша мама. Она дома. Она сильно болеет. 
   - Болеет...- повторяла девочка. 
   - А это папа наш. Он на фронте, фашистов бьет. 
   - Бьет... 
   - Вот это тетя. У нас неплохая тетя! 
   - А здесь? 
   - Здесь мы с тобой. Вот это Людочка, а это я. 
   И сестренка хлопала в крошечные синеватые ладошки и повторяла:"Людочка и я, Людочка и я..." 
   Из дому пришло письмо. Чужой рукой написано было о нашей маме. И мне захотелось бежать из детского дома куда-нибудь. Но рядом была моя сестренка. И следующий вечер мы сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели фотографии. 
   - Вот папа наш, он на фронте, и тетя, и маленькая Людочка... 
   -А мама? 
   - Мама? Где же мама? Наверное, затерялась...Но я потом найду.Зато смотри, какая у нас тетя. У нас очень хорошая тетя. 
   Шли дни, месяцы.В морозный день, когда подушки, которыми 
   затыкали окна, покрывались пышным инеем,почтальонша принесла маленький листок.Я держал его в руках и у меня мерзли кончики пальцев. И что-то коченело в животе.Два дня я не приходил к сестренке. А потом мы сидели рядом, смотрели фотографии. 
   - Вот наша тетя.ПОсмотри, какая у нас удивительная тетя!Просто замечательная тетя.. А здесь Людочка и я... 
   -А где же папа? 
   - Папа? Сейчас посмотрим. 
   - Затерялся, да? 
   -Ага. Затерялся. 
   И сестренка переспросила, подымая чистые испуганные глаза: -Насовсем затерялся? 
   Шли месяцы, годы.И вдруг нам сказали,что детей возвращают в Москву, к родителям. Нас обошли с тетрадкой и спросили, к кому мы собираемся ехать,кто у нас есть из родственников. 
   А потом меня вызвала завуч и сказала, глядя в бумаги: 
   - Мальчик, здесь на некоторое время остается часть наших воспитанников.Мы оставляем и тебя с сестренкой.Мы написали вашей тете, спрашивали, может ли она вас принять. 
   Она, к сожалению... 
   Мне зачитали ответ. 
   В детдоме хлопали двери, сдвигались в кучу топчаны,скручивались матрацы. Ребята готовились в Москву. Мы сидели с сестренкой и никуда не собирались. Мы разглядывали фотографии. 
   - Вот Людочка. А вот и я. 
   - А еще? 
   - Еще? Смотри, и здесь Людочка.И здесь...И меня много. 
   Ведь нас очень много, правда?  

2.

Ёжик – история о напрасной суете". Григорий Горин.

Папе было сорок лет, Славику — десять, ёжику — и того меньше. 

Славик притащил ёжика в шапке, побежал к дивану, на котором лежал папа с раскрытой газетой, и, задыхаясь от счастья, закричал: 

— Пап, смотри! 

Папа отложил газету и осмотрел ёжика. Ежик был курносый и симпатичный. Кроме того, папа поощрял любовь сына к животным. Кроме того, папа сам любил животных. 

— Хороший ёж! — сказал папа. — Симпатяга! Где достал? 

— Мне мальчик во дворе дал, — сказал Славик. 

— Подарил, значит? — уточнил папа. 

— Нет, мы обменялись, — сказал Славик. — Он мне дал ёжика, а я ему билетик. 

— Какой еще билетик? 

— Лотерейный, — сказал Славик и выпустил ежика на пол. — Папа, ему надо молока дать. 

— Погоди с молоком! — строго сказал папа. — Откуда у тебя лотерейный билет? 

— Я его купил, — сказал Славик. 

— У кого? 

— У дяденьки на улице… Он много таких билетов продавал. По тридцать копеек… Ой, папа, ежик под диван полез… 

— Погоди ты со своим ежиком! — нервно сказал папа и посадил Славика рядом с собой. — Как же ты отдал мальчику свой лотерейный билет?.. А вдруг этот билет что-нибудь выиграл? 

— Он выиграл, — сказал Славик, не переставая наблюдать за ёжиком. 

— То есть как это — выиграл? — тихо спросил папа, и его нос покрылся капельками пота. — Что выиграл? 

— Холодильник! — сказал Славик и улыбнулся. 

— Что такое?! — Папа как-то странно задрожал. — Холодильник?!.. Что ты мелешь?.. Откуда ты это знаешь?! 

— Как — откуда? — обиделся Славик. — Я его проверил по газете… Там первые три циферки совпали… и остальные… И серия та же!.. Я уже умею проверять, папа! Я же взрослый! 

— Взрослый?! — Папа так зашипел, что ёжик, который вылез из-под дивана, от страха свернулся в клубок. — Взрослый?!.. Меняешь холодильник на ёжика? 

— Но я подумал, — испуганно сказал Славик, — я подумал, что холодильник у нас уже есть, а ёжика нет… 

— Замолчи! — закричал папа и вскочил с дивана. — Кто?! Кто этот мальчик?! Где он?! 

— Он в соседнем доме живет, — сказал Славик и заплакал. — Его Сеня зовут… 

— Идём! — снова закричал папа и схватил ёжика голыми руками. — Идем быстро! 

— Не пойду, — всхлипывая, сказал Славик. — Не хочу холодильник, хочу ёжика! 

— Да пойдем же, оболтус, — захрипел папа. — Только бы вернуть билет, я тебе сотню ёжиков куплю… 

— Нет… — ревел Славик. — Не купишь… Сенька и так не хотел меняться, я его еле уговорил… 

— Тоже, видно, мыслитель! — ехидно сказал папа. — Ну, быстро!.. 

Сене было лет восемь. Он стоял посреди двора и со страхом глядел на грозного папу, который в одной руке нес Славика, а в другой — ежа. 

— Где? — спросил папа, надвигаясь на Сеню. — Где билет? Уголовник, возьми свою колючку и отдай билет! 

— У меня нет билета! — сказал Сеня и задрожал. 

— А где он?! — закричал папа. — Что ты с ним сделал, ростовщик? Продал? 

— Я из него голубя сделал, — прошептал Сеня и захныкал. 

— Не плачь! — сказал папа, стараясь быть спокойным. — Не плачь, мальчик… Значит, ты сделал из него голубя. А где этот голубок?.. Где он?.. 

— Он на карнизе засел… — сказал Сеня. 

— На каком карнизе? 

— Вон на том! — и Сеня показал на карниз второго этажа. 

Папа снял пальто и полез по водосточной трубе. 

Дети снизу с восторгом наблюдали за ним. 

Два раза папа срывался, но потом все-таки дополз до карниза и снял маленького желтенького бумажного голубя, который уже слегка размок от воды. 

Спустившись на землю и тяжело дыша, папа развернул билетик и увидел, что он выпущен два года тому назад. 

— Ты его когда купил? — спросил папа у Славика. 

— Ещё во втором классе, — сказал Славик. 

— А когда проверял? 

— Вчера. 

— Это не тот тираж… — устало сказал папа. 

— Ну и что же? — сказал Славик. — Зато все циферки сходятся… 

Папа молча отошел в сторонку и сел на лавочку. 

Сердце бешено стучало у него в груди, перед глазами плыли оранжевые круги… Он тяжело опустил голову. 

— Папа, — тихо сказал Славик, подходя к отцу. — Ты не расстраивайся! Сенька говорит, что он все равно отдает нам ёжика… 

— Спасибо! — сказал папа. — Спасибо, Сеня… 

Он встал и пошел к дому. Ему вдруг стало очень грустно. Он понял, что никогда уж не вернуть того счастливого времени, когда с лёгким сердцем меняют холодильник на ежа.

3.

Русский язык и литература » Короткие рассказы » "Месть" А.П. Чехов

"Месть" А.П. Чехов

Месть
Время чтения рассказа - 9 минут.

Лев Саввич Турманов, дюжинный обыватель, имеющий капиталец, молодую жену и солидную плешь, как-то играл на именинах у приятеля в винт. После одного хорошего минуса, когда его в пот ударило, он вдруг вспомнил, что давно не пил водки. Поднявшись, он на цыпочках, солидно покачиваясь, пробрался между столов, прошел через гостиную, где танцевала молодежь (тут он снисходительно улыбнулся и отечески похлопал по плечу молодого жидкого аптекаря), затем юркнул в маленькую дверь, которая вела в буфетную. Тут, на круглом столике, стояли бутылки, графины с водкой... Около них, среди другой закуски, зеленея луком и петрушкой, лежала на тарелке наполовину уже съеденная селедка. Лев Саввич налил себе рюмку, пошевелил в воздухе пальцами, как бы собираясь говорить речь, выпил и сделал страдальческое лицо, потом ткнул вилкой в селедку и... Но тут за стеной послышались голоса. 

— Пожалуй, пожалуй... — бойко говорил женский голос. — Только когда это будет? 

«Моя жена, — узнал Лев Саввич. — С кем это она?»

— Когда хочешь, мой друг... — отвечал за стеной густой сочный бас. — Сегодня не совсем удобно, завтра я целешенький день занят...

«Это Дегтярев! — узнал Турманов в басе одного из своих приятелей. — И ты, Брут, туда же! Неужели и его уж подцепила? Экая ненасытная, неугомонная баба! Дня не может продышать без романа!»

— Да, завтра я занят, — продолжал бас. — Если хочешь, напиши мне завтра что-нибудь... Буду рад и счастлив... Только нам следовало бы упорядочить нашу корреспонденцию. Нужно придумать какой-нибудь фокус. Почтой посылать не совсем удобно. Если я тебе напишу, то твой индюк может перехватить письмо у почтальона; если ты мне напишешь, то моя половина получит без меня и наверное распечатает.

— Как же быть?

— Нужно фокус какой-нибудь придумать. Через прислугу посылать тоже нельзя, потому что твой Собакевич наверное держит в ежовых горничную и лакея... Что, он в карты играет?

— Да. Вечно, дуралей, проигрывает!

— Значит, в любви ему везет! — засмеялся Дегтярев. — Вот, мамочка, какой фортель я придумал... Завтра, ровно в шесть часов вечера, я, возвращаясь из конторы, буду проходить через городской сад, где мне нужно повидаться со смотрителем. Так вот ты, душа моя, постарайся непременно к шести часам, не позже, положить записочку в ту мраморную вазу, которая, знаешь, стоит налево от виноградной беседки...

— Знаю, знаю...

— Это выйдет и поэтично, и таинственно, и ново... Не узнает ни твой пузан, ни моя благоверная. Поняла?

Лев Саввич выпил еще одну рюмку и отправился к игорному столу. Открытие, которое он только что сделал, не поразило его, не удивило и нимало не возмутило. Время, когда он возмущался, устраивал сцены, бранился и даже дрался, давно уже прошло; он махнул рукой и теперь смотрел на романы своей ветреной супруги сквозь пальцы. Но ему все-таки было неприятно. Такие выражения, как индюк, Собакевич, пузан и пр., покоробили его самолюбие.

«Какая же, однако, каналья этот Дегтярев! — думал он, записывая минусы. — Когда встречается на улице, таким милым другом прикидывается, скалит зубы и по животу гладит, а теперь, поди-ка, какие пули отливает! В лицо другом величает, а за глаза я у него и индюк и пузан...» 
Чем больше он погружался в свои противные минусы, тем тяжелее становилось чувство обиды...

«Молокосос... — думал он, сердито ломая мелок. — Мальчишка... Не хочется только связываться, а то я показал бы тебе Собакевича!»

За ужином он не мог равнодушно видеть физиономию Дегтярева, а тот, как нарочно, неотвязчиво приставал к нему с вопросами: выиграл ли он? отчего он так грустен? и проч. И даже имел нахальство, на правах доброго знакомого, громко пожурить его супругу за то, что та плохо заботится о здоровье мужа. А супруга как ни в чем не бывало глядела на мужа маслеными глазками, весело смеялась, невинно болтала, так что сам черт не заподозрил бы ее в неверности.

Возвратясь домой, Лев Саввич чувствовал себя злым и неудовлетворенным, точно он вместо телятины съел за ужином старую калошу. Быть может, он пересилил бы себя и забылся, но болтовня супруги и ее улыбки каждую секунду напоминали ему про индюка, гуся, пузана...

«По щекам бы его, подлеца, отхлопать... — думал он. — Оборвать бы его публично».

И он думал, что хорошо бы теперь побить Дегтярева, подстрелить его на дуэли как воробья... спихнуть с должности или положить в мраморную вазу что-нибудь неприличное, вонючее — дохлую крысу, например... Недурно бы женино письмо заранее выкрасть из вазы, а вместо него положить какие-нибудь скабрезные стишки с подписью «твоя Акулька» или что-нибудь в этом роде.

Долго Турманов ходил по спальной и услаждал себя подобными мечтами. Вдруг он остановился и хлопнул себя по лбу.  

— Нашел, браво! — воскликнул он и даже просиял от удовольствия. — Это выйдет отлично! О-отлично!

Когда уснула его супруга, он сел за стол и после долгого раздумья, коверкая свой почерк и изобретая грамматические ошибки, написал следующее: «Купцу Дулинову. Милостивый Государь! Если к шести часам вечера сиводня 12-го сентября в мраморную вазу, что находица в городском саду налево от виноградной беседки, не будит положено вами двести рублей, то вы будете убиты и ваша галантерейная лавка взлетит на воздух». Написав такое письмо, Лев Саввич подскочил от восторга.

— Каково придумано, а? — бормотал он, потирая руки. — Шикарно! Лучшей мести сам сатана не придумает! Естественно, купчина струсит и сейчас же донесет полиции, а полиция засядет к шести часам в кусты — и цап-царап его, голубчика, когда он за письмом полезет!.. То-то струсит! Пока дело выяснится, так успеет, каналья, и натерпеться и насидеться... Браво!

Лев Саввич прилепил марку к письму и сам снес его в почтовый ящик. Уснул он с блаженнейшей улыбкой и спал так сладко, как давно уже не спал. Проснувшись утром и вспомнивши свою выдумку, он весело замурлыкал и даже потрогал неверную жену за подбородочек. Отправляясь на службу и потом сидя в канцелярии, он все время улыбался и воображал себе ужас Дегтярева, когда тот попадет в западню... 

В шестом часу он не выдержал и побежал в городской сад, чтобы воочию полюбоваться отчаянным положением врага.

«Ага!» — подумал он, встретив городового.

Дойдя до виноградной беседки, он сел под куст и, устремив жадные взоры на вазу, принялся ждать. Нетерпение его не имело пределов.

Ровно в шесть часов показался Дегтярев. Молодой человек был, по-видимому, в отличнейшем расположении духа. Цилиндр его ухарски сидел на затылке, и из-за распахнувшегося пальто вместе с жилеткой, казалось, выглядывала сама душа. Он насвистывал и курил сигару...

«Вот сейчас узнаешь индюка да Собакевича! — злорадствовал Турманов. — Погоди!»

Дегтярев подошел к вазе и лениво сунул в нее руку... Лев Саввич приподнялся и впился в него глазами... Молодой человек вытащил из вазы небольшой пакет, оглядел его со всех сторон и пожал плечами, потом нерешительно распечатал, опять пожал плечами и изобразил на лице своем крайнее недоумение: в пакете были две радужные бумажки!

Долго осматривал Дегтярев эти бумажки. В конце концов, не переставая пожимать плечами, он сунул их в карман и произнес: «Merci».

Несчастный Лев Саввич слышал это «merci». Целый вечер потом стоял он против лавки Дулинова, грозился на вывеску кулаком и бормотал в негодовании:

— Трррус! Купчишка! Презренный Кит Китыч! Трррус! Заяц толстопузый!..  

4. "Красавица" И.А.Бунин

Чиновник казенной палаты, вдовец, пожилой, женился на молоденькой, на красавице, дочери воинского начальника. Он был молчалив и скромен, а она знала себе цену. Он был худой, высокий, чахоточного сложения, носил очки цвета йода, говорил несколько сипло и, если хотел сказать что-нибудь погромче, срывался в фистулу. А она была невелика, отлично и крепко сложена, всегда хорошо одета, очень внимательна и хозяйственна по дому, взгляд имела зоркий. Он казался столь же неинтересен во всех отношениях, как множество губернских чиновников, но и первым браком был женат на красавице — и все только руками разводили: за что и почему шли за него такие? И вот вторая красавица спокойно возненавидела его семилетнего мальчика от первой, сделала вид, что совершенно не замечает его. Тогда и отец, от страха перед ней, тоже притворился, будто у него нет и никогда не было сына. И мальчик, от природы живой, ласковый, стал в их присутствии бояться слово сказать, а там и совсем затаился, сделался как бы несуществующим в доме. 

Тотчас после свадьбы его перевели спать из отцовской спальни на диванчик в гостиную, небольшую комнату возле столовой, убранную синей бархатной мебелью. Но сон у него был беспокойный, он каждую ночь сбивал простыню и одеяло на пол. И вскоре красавица сказала горничной:— Это безобразие, он весь бархат на диване изотрет. Стелите ему, Настя, на полу, на том тюфячке, который я велела вам спрятать в большой сундук покойной барыни в коридоре. И мальчик, в своем круглом одиночестве на всем свете, зажил совершенно самостоятельной, совершенно обособленной от всего дома жизнью, — неслышной, незаметной, одинаковой изо дня в день: смиренно сидит себе в уголке гостиной, рисует на грифельной доске домики или шепотом читает по складам все одну и ту же книжечку с картинками, купленную еще при покойной маме, смотрит в окна... Спит он на полу между диваном и кадкой с пальмой. Он сам стелет себе постельку вечером и сам прилежно убирает, свертывает ее утром и уносит в коридор в мамин сундук. Там спрятано и все остальное добришко его.

28 сентября 1940